Выставка «Человек пишущий. Человек читающий». К 30-летию постоянной экспозиции Музея книги

Поленова М. А. Лето в Царском Селе: рассказы для детей. — СПб., 1852. Иллюстрации — литографии с ручной раскраской. Экземпляр из библиотеки великого князя Александра Александровича, сына императора Александра II.

Музею книги РГБ исполнилось 30 лет. К юбилею сотрудники НИО редких книг придумали умную и изящную выставку «Человек читающий. Человек пишущий», ставшую своеобразным дайджестом из идей и приемов оформления экспозиций Музея книги. В их основе всегда ритмичное и продуманное использование книжных и некнижных материалов, составляющих отдельные фонды музея. Основной прием построения нынешней экспозиции сродни фокусу: ее авторы нашли предметные воплощения для написанного и нарисованного в книгах, а между самими книгами устроили своеобразную перекличку. Поэтому неудивительно, что название «Человек читающий. Человек пишущий» трансформируется у зрителя во вполне реальные желания чтения и письма.

Тема «человека читающего» лежала в основе экспозиции уже у истоков создания музея, в 1983 году. «Именно благодаря читателю книга обретает свой смысл, постоянно обогащает и расширяет свое содержание», — отметила на открытии заведующая сектором музейной и выставочной работы Музея книги Мария Золотова. При этом главной «движущей силой» экспозиции явились на этот раз не книги. «Когда мы только приступали к выставке, то думали, что именно книги будут нам диктовать сюжеты будущей экспозиции, но получилось, что ими оказались предметы», — рассказывает главный хранитель фонда некнижных материалов Нина Чаленко. На выставке можно увидеть около ста старинных ручек, перьев, чернильниц и чернильных приборов, ножей для разрезания бумаги, перочисток — все они входят в состав фонда некнижных материалов Музея, составляющего сегодня около пяти тысяч предметов и изображений.

Чернильная душа

До конца XIX века, когда появилась пишущая машинка, книга была обязана своему существованию, прежде всего, писчебумажным принадлежностям. В России не было традиции их собирательства: сегодня большая часть старинных ручек, чернильниц и карандашей утрачена. Тем ценнее отношение к ним в Музее книги, где их бережно хранят. Истории их собирательства по-своему замечательны. Например, в музее очень долго искали чернильницы-непроливайки, знакомые любому школьнику 1950-х, — в экспозиции они соседствуют с детскими книжками Маршака, Барто, Заходера. Художественной ценности они не имеют, поэтому их просто выбрасывали. «Нам легче найти для фонда чернильницу XIX века, чем чернильницу-непроливайку, — рассказывает Нина Чаленко. — Оказалось, что у учительницы, которая привела школьников на экскурсию, такая чернильница была».

Le Belle : Dono per capo d’anno. — Milano, [1844]. Экземпляр из библиотеки императрицы Александры Федоровны, супруги императора Николая I. Чернильница в форме вазы. Западная Европа (?), третья четверть XIX века.

Или вот история представленной на выставке чернильницы «Библиофил» середины XIX века, которую завсегдатаи Музея книги уже видели на выставке «Французская оригинальная и переводная книга в России в XVIII—XIX вв.» . Чернильница замечательна тем, что скульптурное изображение-шарж читающего на крышке не собирательный образ библиофила, а в его основе реальный персонаж — французский писатель Шарль Нодье, карикатура на которого был опубликован в 1842 году в журнале Le Charivari (№ 115). Чернильница оказалась в коллекции Музея книги вместе с изданиями актера и библиофила Николая Павловича Смирнова-Сокольского (1898 - 1962). Вопрос о том, как она у него оказалась, оставался открытым до того момента, пока Нина Чаленко не нашла в журнале «Декоративно-прикладное искусство СССР» за 1960 год статью Смирнова-Сокольского, в которой он упоминает, что раньше чернильница была у Андрея Сергеевича Молчанова. Молчанов — известный ленинградский антиквар и букинист, помогал артисту собирать библиотеку. «Библиофил» словно сошел в Голубом зале с двух экслибрисов Молчанова: один мы видим на книге Б. А. Лемана «Чурлянис» (СПб., 1912), второй — на экземпляре «Бахчисарайского фонтана» (Москва, 1824) Пушкина. С именем последнего связана еще одна редкая чернильница на выставке — «Арап», попавшая в Музей также с коллекцией Смирнова-Сокольского. Точно такая же была в 1832 году подарена Пушкину его другом Павлом Нащокиным. Эта чернильница после смерти Пушкина находилась у его старшего сына Александра Александровича, а сейчас хранится в Петербурге, во Всероссийском музее А. С. Пушкина на набережной Мойки.

Книжные связи

С именем современников поэта на выставке связаны две витрины. Одна из них посвящена Павлу Петровичу Свиньину, художнику, писателю, издателю «Отечественных записок». Почему рядом с его книгами бюст Гоголя? Известно, что сюжет «Ревизора» Гоголю подсказал Пушкин, и, по одной из версий, именно поездка Свиньина в Бессарабию легла в его основу. На выставке — оригинал с иллюстрацией к «Ревизору» художника Петра Михайловича Боклевского. «Я знала, что у нас есть два оригинальных рисунка Боклевского, но не была уверена, что там есть сюжет с книгой, — рассказывает Нина Чаленко о подготовке выставки. — Открываю папку — а там как раз сцена чтения письма городничим».

Шенгели Г. А. Избранные стихи, 1914—1939. — М.: Худ. лит., 1939. Книга, пробитая пулями и залитая кровью. Сборник стихов поэта Г. А. Шенгели был найден в годы Великой Отечественной войны капитаном В. П. Горячих в вещевом мешке убитого под Уманью солдата и передан автору. На экземпляре запись автора, раскрывающая судьбу книги. Сборник хранился в семье Шенгели, в апреле 1989 года подарен Музею книги падчерицей поэта — режиссером-художником Ириной Сергеевной Манухиной.

Один из замечательных «читающих людей» на выставке — Петр Андреевич Вяземский. В экспозиции две весьма редких книги с пометами писателя. Одна из них — первый сборник его стихотворений «В дороге и дома» (Москва, 1862). «Довольно слабо и вяло», «Здесь должно быть что-то другое», — критично отмечает Петр Андреевич на полях собственных стихотворений.  Вторая книга — «Стихотворения А. С. Пушкина , не вошедшие в последнее собрание его сочинений» (Берлин, 1870). Читая эту книгу, Вяземский оставляет на ее полях следы своих сомнений относительно авторства Пушкина. Как впоследствии выяснилось, они был оправданны: в знаменитой эпиграмме на Воронцова («Полу-милорд, полу-купец, / Полу-мудрец, полу-невежда») строчки были иными, чем в представленной на выставке книге. А вот автограф, посвященный уже самому Вяземскому, — на книге «Четыре времени года русского поселянина» (СПб., 1830), автором которой стал крестьянский поэт Федор Слепушкин.

Еще один пример воплощения книжных образов в реальности. Рядом с книгой М. А. Поленовой «Лето в Царском Селе: рассказы для детей» (СПб,1852) — перочистка в виде слоника. На раскрытой странице книги — литография ручной раскраски с изображением мальчика, рисующего это животное. Дополняют анималистическую тему, популярную в предметах декоративно-прикладного искусства во второй половине XIX века, другие красивые писчебумажные принадлежности с животными, например чернильницы «Попугай» и «Медведь с цепью». И таких красивых «зарифмованных» стендов на выставке много.

Листья и листочки

Тема человека читающего и пишущего намного шире — многих ее сторон в Музее книги не коснулись, признаются сотрудники выставочного сектора НИО редких книг. Тем не менее широта охвата тем чтения оказалась очень большой. Книга с автографом Николая Рубакина и его личная ручка, единственный портрет с натуры подвижника библиотечного дела Николая Федорова и чернильный прибор одного из директоров РГБ Ивана Петровича Кондакова, книга с автографом Александра Блока и издания из библиотеки императорской династии Романовых — громкие и полузабытые, но от этого, может быть, еще более замечательные, имена читателей и почитателей книги на выставке представлены в великом множестве.

В экспозиции нашли свое место и тема семейного чтения, и книга-каталог библиофильского собрания, и тема экстремального чтения в условиях войны. Пронзительным свидетельством последнего является маленькая книжка «Избранные стихи» Георгия Шенгели (Москва, 1939), залитая кровью и пробитая пулями, которую нашли в вещмешке убитого под Уманью солдата. Нашедший ее капитан В. П. Горячих сделал на ней запись о месте нахождения, позднее она оказалась в семье поэта, где и хранилась на протяжении долгих лет. Солдат, читавший ее, перекладывал странички цветами и листьями — получившийся гербарий бережно хранится в книге и сегодня. И это еще одно свидетельство отношения сотрудников Музея книги к своему делу.