О бедном Оресте замолвите слово
Кем был Орест Сомов, которому Пушкин подарил экземпляр пятой главы «Евгения Онегина» с автографом? Что впоследствии омрачило их отношения? И какой путь прошло само издание, прежде чем попасть в Российскую государственную библиотеку? Статья о ценных экспонатах Музея книги РГБ, вошедшая в цикл «Жемчужины Ленинки» , была написана Ларисой Ровнянской в начале 2010-х годов.
Экземпляр пятой главы романа «Евгений Онегин» с дарственной подписью Александра Пушкина. Музей книги РГБ
Переписавший «Онегина»
Автографы — айсберг с едва видимой надводной частью. Под спудом остаются канувшие в Лету события, прожитые жизни, отшумевшие страсти. И порой в путь по затонувшей Атлантиде может позвать
Среди подчас очень эффектных экспонатов Музея книги РГБ (НИО редких книг) этот не сразу бросается в глаза. Скромное издание в бумажной обложке. Однако речь идёт об одной из жемчужин экспозиции — пятой главе «Евгения Онегина» с автографом: «Оресту Михайловичу Сомову от А. Пушкина».
Cлово заведующей сектором музейной и выставочной работы НИО редких книг Марии Золотовой: «Перед нами уникальный экземпляр пушкинского произведения, и пусть посетителя не смущает его cкромная, неформатная обложка. В начале позапрошлого столетия ещё существовала традиция владельческого переплета. То есть, предполагалось, что книга в обложке будет переплетена по заказу и на деньги потенциального покупателя. Переплёту уделяли огромное внимание, а вот обложки считались расходным материалом и в процессе замены на переплет обычно выбрасывались. Особенно часто это происходило, если речь шла о романах, выходивших в свет подобно „Евгению Онегину“ — по главам. В итоге издательские обложки первой четверти XIX века ныне являются безусловной редкостью».
Мы не знаем, почему пятая глава «Евгения Онегина» с автографом Сомову осталась в своё время без переплета. Может, просто не нашлось денег. А потом, когда она попала к коллекционерам, они не переплетали её осознанно. Потому что воспринимали не как современную книжку, которую переплёт сделает более удобной для чтения и защитит от жира и пыли, но как раритет. А значит, его первозданный вид представлял ценность сам по себе.
Следующий, самый важный вопрос — о пушкинском адресате. Даже у филологов это имя сегодня не на слуху. А между тем, Сомова при его жизни хорошо знали. Он преуспел в качестве прозаика и поэта, очеркиста и рецензента. Написал трактат «О романтической поэзии». Тесно общался с декабристами и даже подвергся аресту. Правда, его быстро освободили ввиду полной непричастности к политике.
Получить представление о сочинениях Ореста Михайловича можно по однотомнику «Были и небыли» (М.,«Советский писатель», 1984). Книга эта есть в РГБ: она находится в открытом доступе Центрального подсобного фонда. Название точно отражает диапазон творчества Сомова — хорошего бытописателя, в меру неравнодушного к мистике. В его фантастике — «Русалке» и «Киевских ведьмах» — действует сметливый рассказчик Порфирий Байский. Пушкин явно симпатизировал альтер эго писателя, о чем свидетельствует его сознательная оговорка: он назвал «Сказки о кладах» Сомова лучшим из «произведений Байского».
А вот отзывов Александра Сергеевича о сомовском «Романе в двух письмах» обнаружить не удалось. Жаль. Любопытно, что он думал по поводу сочинения, построенного как прозаическая альтернатива его «Евгению Онегину», хотя с принципиально иным финалом. Что это? Намерение привлечь внимание публики? Но Орест Михайлович не был ни новичком в литературе, ни графоманом. О желании посоревноваться даже говорить излишне. Скорее всего, беллетрист просто хотел утешить читателей, расстроенных развязкой «Евгения Онегина», для которых книги являли собой первичную реальность. Наверняка многие и вправду вздохнули с облегчением, ведь у Сомова никто не гибнет во цвете лет, не обрекает себя на безлюбый брак, не несёт крест зябкого одиночества.
Герои лишены сложности и глубины своих пушкинских прототипов. Молодой человек, приехавший в деревенскую глушь, много интересничает, демонстрируя пресыщенность. А на поверку оказывается славным малым без затей. Собирается сыграть в поддавки на дуэли с незадачливым соперником. Изображая холодность, постепенно влюбляется в соседскую барышню Наденьку и в итоге делает ей предложение.
Есть в произведении прямые цитаты из Пушкина. Например: «Не ожидай от меня подробной картины сельского быта: прочти в пятой главе „Онегина“… и поверь мне на слово, что храмовый праздник в доме будущей моей тетушки немногим отстал от именинного пира в доме Лариных. Тут всё было в лицах.
Лай мосек, чмоканье девиц,
Шум, хохот, давка у порога,
Поклоны, шарканье гостей,
Кормилиц крик и плач детей.
Не думай, что я по следам нашего любимца поэта, решил тебе рисовать карикатуру сельского быта».
Однако иначе как раз думать не приходится. Сомов ступил на привычную стезю и растворился в банальных подробностях уездной жизни. В повествовании нет нерва. А восторги молодожёна вообще навевают скуку. Счастливая участь — неблагодарный предмет для искусства.
Автор «Романа…», будучи профессиональным критиком, естественно, чувствовал художественную слабость своего творения. Недаром в финале он сделал неуверенную приписку: «Эти два письма издаю в свет потому, что они заключают в себе если не занимательное, то, по крайней мере, полное происшествие».
«Я всегда был плохим счётчиком»
Как в реальной жизни складывались отношения Ореста Михайловича с его гениальным современником? Скажем прямо, Пушкину он не очень нравился. Во всяком случае, в начале их знакомства Сомов активно помогал ближайшему другу поэта — Антону Дельвигу — в издании «Северных цветов» и «Литературной газеты». И Александр Сергеевич, по воспоминаниям современника, даже «выговаривал Дельвигу, что тот приблизил к себе такого малоспособного человека».
Журнал «Северные цветы» («Северные цветы, собранные бароном Дельвигом») — литературный альманах, издававшийся А. А. Дельвигом в Санкт-Петербурге в 1824—1830 гг. и А. С. Пушкиным в 1831 году. Один из самых долговечных альманахов «альманачной эпохи»: вышло восемь книжек.
«Малоспособный» — это, наверное, вырвалось в сердцах. А вот в обаянии Сомову природа, кажется, напрочь отказала. К тому же, многие отмечали его невзрачный вид и всегда красные, будто заплаканные, глаза. Но всё это поверхностное. Дельвиговский кружок со временем проникся к нашему герою симпатией за преданность «Северным цветам» и «Литературной газете». Этот неприкаянный человек, сделавшись участником семейных трапез, ожил и повеселел. Пушкин тоже смягчился и даже презентовал Сомову пятую главу своего «Онегина», напечатанную в 1828 году в
Вскоре пришла беда. 19 января 1831 года Пушкин напишет Вяземскому в Остафьево: «Вчера получили мы горестное известие из Петербурга. Дельвиг умер гнилою горячкою». «Грустно, тоска… Никто на свете не был мне ближе», — скажет он в другой раз. Не только сама потеря, но и жестокая нужда семьи, оставшейся без кормильца, угнетали друзей покойного. И вот тогда по инициативе Александра Сергеевича было принято решение издать «Северные цветы на 1832 год» в пользу вдовы Дельвига.
Организацию дела поручили Сомову. Пушкин в первую очередь хотел его поддержать. «Смерть нашего друга едва ли не ему всего тяжелее: чувства души слабеют и меняются, нужды жизненные не дремлют», — писал он одному из общих знакомых. Подтекст этих фраз таков: Сомов, сотрудничая с Дельвигом, несколько поправил свое материальное положение. А теперь уже семейному литератору, у которого не так давно родился сын, придётся совсем худо. Участие в выпуске альманаха сулило хоть
Журнал «Северные цветы» («Северные цветы, собранные бароном Дельвигом») — литературный альманах, издававшийся А. А. Дельвигом в Санкт-Петербурге в 1824—1830 гг. и А. С. Пушкиным в 1831 году. Один из самых долговечных альманахов «альманачной эпохи»: вышло восемь книжек.
Совместное предприятие не заладилось с самого начала. Авторы не спешили присылать сочинения. Регулярно возникали проблемы с типографией. Орест Михайлович часто хворал. Многострадальная книга всё же вышла в свет, но тираж не раскупили. Часть его вообще бесследно пропала, и к этому приложили руку то ли переплетчики, то ли книгопродавцы. Пушкин явно переоценил деловые качества своего протеже. Тот не увлекался проверкой отчётности, пренебрегал расписками. Из первых поступлений за «Северные цветы» взял в качестве гонорара 3000 рублей, а когда стало ясно, что Дельвигам практически ничего не достанется, эти деньги уже были проедены. Сомов предложил погасить дефицит за счет будущих литературных заработков, да только звучало это несерьезно. Какие заработки с подорванным здоровьем? Злые языки начали упрекать беднягу в намеренном хищении. В итоге глубоко огорчённый Пушкин окончательно расстался с ним, поручив продолжение издания человеку весьма сомнительной репутации. В кадровом вопросе наш великий поэт был не силён.
Журнал «Северные цветы» («Северные цветы, собранные бароном Дельвигом») — литературный альманах, издававшийся А. А. Дельвигом в Санкт-Петербурге в 1824—1830 гг. и А. С. Пушкиным в 1831 году. Один из самых долговечных альманахов «альманачной эпохи»: вышло восемь книжек.
От этой истории сохранился щемящий документ — «объяснительное» письмо Сомова. Своему литературному кумиру он писал: «Я всегда был плохим счётчиком. Покойник Дельвиг знал мою арифметическую бестолковость и потому все счета принимал на себя… Одно мне весьма прискорбно; что Вам неугодно было, при издании Северных цветов, послушаться меня и принять труд распоряжаться продажей оных… Здоровы ли Вы и всё Ваше любезное семейство? — у меня все больны: о себе уже и не говорю, это письмо пишу я целую неделю; поминутные вертежи в голове и блёстки в глазах не дают мне заняться и четверти часа сряду. Беда человеку семейному, обязанному кормить себя и семью свою из трудовых денег, занемочь».
Орест Михайлович Сомов скончался 27 мая 1833 года, не дожив до сорокалетия. Лишь «Литературные прибавления», где он немного печатался, откликнулись на этот ранний уход некрологом. И там, пожалуй, впервые труженику пера было отдано должное. Его назвали «истинным жрецом муз, посвятившим всю жизнь свою единственно литературе».
Дар Икара
Пятая глава «Евгения Онегина» с пушкинским автографом со временем попала в коллекцию Сергея Дягилева — выдающегося пропагандиста русской культуры на Западе. После его ухода из жизни в 1929 году значительная часть дягилевского собрания попала к Сергею Лифарю — ведущему солисту «Русского балета». Великий танцовщик основательно потрудился на сцене
Сергей Дягилев и Серж Лифарь на острове Лидо, 1920-е гг.
Главную ценность имели материалы, относящиеся к жизни и творчеству Александра Сергеевича: 10 подлинников его писем к невесте Натали Гончаровой, автографы, вымаранное цензурой предисловие к «Евгению Онегину» и другие документы. «Пушкин всегда был моим Богом, моим солнцем», — признавался Лифарь. Это нашло отражение даже в его личной жизни.
В молодости он влюбился в невозможную красавицу — княгиню Натали Палей, но… «В ту пору моей жизни нечего было и думать о женитьбе, я был уже обручен с Оперой, с танцем, о чём она сожалела всю жизнь. Она уехала в Соединенные Штаты. В 1978 году, через 50 лет после нашей встречи, я написал ей в
Состарившемуся Сергею Михайловичу пришлось продать свою коллекцию, включая и этот архив. Объясняя трудно давшееся решение, он в 1975 году писал наследникам: «Сегодня я имею лишь скромную пенсию от Парижской оперы, поэтому не в состоянии содержать коллекцию. Меценаты обошли меня вниманием, я вынужден попрощаться с этой сокровищницей русской культуры, „отпустить на волю“ все книги и альбомы, чтобы они стали достоянием историков, библиотек».
Многое он не продал, а подарил. В «Мемуарах Икара»
